Курсантские байки. Глава 13. Немного о караульной службе.
- 11.05.2025 06:23
Небольшое вступление: сегодня опять нет времени на кино, прошу понять и простить - всё-таки, отпуск! Поэтому заполняю "эфирное пространство" своими воспоминаниями о курсантской юности, пришедшейся на начало 90-х годов. Время было нелёгкое, поэтому некоторым подробностям искренне удивляются читатели, которые также носили курсантские погоны, но лет на 10-20 раньше меня. Врать мне нет никакого смысла, я лишь изменил некоторые имена и фамилии. Сами рассказы были написаны мной лет 15 тому назад. Особое удивление у меня вызвал шквал возмущения, когда я написал, что местных поступающих абитуриентов собрали утром у военкомата и строем повели в училище. Видите ли, все документы для поступления мы оформляли в военкомате, там и определили: утром в понедельник явиться с вещами. И отвели нас в училище, до него от военкомата было не больше километра. Я понимаю, что у многих было не так, иногородние сразу приезжали прямо в училище. А в других городах, возможно, и местных направляли тоже прямиком туда. Но факт остаётся фактом - нас собрали именно у военкомата, и ничего вы с этим не поделаете. Писать в Международный суд по правам человека уже поздно - прошло 33 года с тех пор. Живите теперь с этим, раз это настолько важно для вас! И для полной очистки своей совести я заявляю: идея собраться у военкомата принадлежит не мне, это придумал другой человек, оставьте меня в покое! А то из-за такой мелочи приходят отдельные невоспитанные личности в комментарии, хамят и даже оскорбляют. За оскорбления я баню, я вам не мазохист какой-нибудь. Спасибо за внимание, теперь, собственно, рассказ.
Пожалуй, самым серьёзным мероприятием в училище была караульная служба. Это было само собой разумеющимся фактом – вчерашним разгильдяям доверяли настоящие автоматы, заряженные настоящими боевыми патронами.
Причём серьёзностью проникались абсолютно все: к примеру, когда рота первокурсников в первый раз заступала в караул, даже выпускной курс прекращал бегать в самоволку через забор вблизи караульного поста.
Про часового в армии ходит такая поговорка: «Часовой – это труп, завёрнутый в тулуп, проинструктированный до слёз и выставленный на мороз». Чёрт возьми, верно подмечено! Нас инструктировали и проверяли знания настолько тщательно, что до сих пор, спустя много лет после выпуска, я могу без запинки доложить обязанности часового, в чём заключается неприкосновенность часового и что запрещается часовому.
Что касается тулупа, то мне в этом вопросе крупно повезло: все три года я заступал часовым на гауптвахту, что означало несение службы внутри тёплого помещения. Я ходил по коридору и заглядывал в камеры, в которых сидели различные «военные преступники». В основном, это были солдаты, задержанные милицией за пьяные дебоши в увольнении. Их мы не обижали, сочувствовали им и тайком угощали сигаретами.
Однако были ребята и посерьёзнее, к примеру, пойманные дезертиры. Одного такого «бегуна» наш выводной заставил с утра до ночи петь все песни, которые тот только знал. А знал он их аж четыре штуки. Так я познакомился с песней «перебило мне ноженьки, обожгло всё лицо» ещё до того, как она вышла в хиты.
А однажды «на губе» сидел курсант старшего курса, который украл крупную сумму денег у сослуживцев. Пока решался вопрос о заведении уголовного дела и отчислении его из училища, он находился под стражей. Гриша, который заступил выводным, позаботился о том, чтобы крысёныш все двадцать четыре часа не расставался с ведром и тряпкой.
Вообще, курсантов «на губу» не сажали, за редкими исключениями. Как-то, когда до выпуска нам оставался ровно месяц, произошёл один случай. Дежурный по училищу, совершая обход в ночное время, возле клуба обнаружил лежащее на сырой земле тело в парадной форме одежды. Тело принадлежало курсанту выпускного курса Грищуку, который чем-то помогал в клубе, параллельно злоупотребляя спиртными напитками. В итоге он дозлоупотреблялся до состояния полной невменяемости.
Силами патруля его удалось привести в сознание и доставить в штаб. «Фамилия?» - строго спросил дежурный майор. «Грищук!» - гордо ответил военный, и дежурный уже начал было записывать его фамилию в журнал, как воин внезапно сделал два широких шага вперёд, ткнул в журнал указательным пальцем, и назидательно заявил: «Чу щу пиши с буквой у!» Дежурный поблагодарил филолога-самородка и отправил его на гауптвахту.
На «губе» Грищука уже встречал командир роты. «Что же ты, сынок», - начал причитать ротный, - «потерпел бы уж до выпуска!» Грищук внимательно посмотрел ему в глаза печальными очами умирающего бассет-хаунда и внезапно выдал на-гора большую порцию свежего фарша, забрызгав ботинки и брюки своего прямого начальника. Начальник нецензурно высказал своё неодобрение, плюнул и ушёл домой. Грищук же с чувством глубокого удовлетворения удалился в опочивальню – то бишь, в камеру. Но вернёмся к основной теме рассказа.
Тем, кто не знаком с внутренним распорядком дня в карауле, поясню - всего существует три смены: первая стоит на постах, вторая спит, а третья – бодрствующая. Находиться в бодрствующей смене было ужасно скучно. Из развлечений были только шахматы и подшивка «Красной звезды». Бодрствующая смена сидела за столом, а напротив сидел офицер – начальник караула и следил, чтобы никто не вздумал дремать. А так хотелось!
Особенно тщательно следил за этим вопросом наш взводный, принципиальный лейтенант по прозвищу «Шайба». Когда же Шайба засыпал на отведённые ему законных четыре часа, он оставлял за себя Деревянного Славика, так что шансов подремать не было никаких.
С этим надо было что-то делать. Посовещавшись, мы решили добыть снотворное. Сказано – сделано, и уже к следующему караулу Доктор приготовил упаковку каких-то таблеток. Решено было подсыпать их ненавистному Шайбе в компот. Таблетки растолкли в порошок и высыпали в стакан с компотом. Однако, они не желали растворяться и предательски плавали на поверхности стакана подозрительной белой массой. Тогда мы сообразили, что если замесить таблетки в кашу, там их точно видно не будет! Размельчив в порошок ещё таблетки три, мы их замешали в тарелку с кашей и поставили её на отдельный столик, за которым ужинал начкар.
Однако, мы забыли попробовать наш креатив на вкус. Оказалось, что таблетки, мало того, что не растворялись, так ещё и были ужасно горькими! Поэтому Шайба скривился после первой же ложки каши и завопил: «Белякооов!!!» Вовочка, который раскладывал пищу на столы, тут же испуганно подбежал к нему.
«Ты что мне в еду подмешал?» - прошипел Шайба. «Никак нет!» - тихо пискнул Вовочка. «А ну-ка сел и сейчас же сожрал всю эту кашу!» Видя, что Вовочка мнётся в нерешительности, Шайба заорал: «Не поооонял?!» Вовочке ничего не оставалось, как сесть за стол и давиться злополучной горькой кашей до последней ложки.
…Обычно часовой в тёмное время суток останавливает приближающуюся смену окриком «Стой, кто идёт!» Когда мы приблизились к посту, на котором стоял Вовочка, окрика не последовало. Разводящий, сержант Смекало, взял на себя риск и пробрался на пост, чтобы разъяснить ситуацию. Там он и нашёл Вовочку, который крепко спал с автоматом на плече, сидя на земле, прислонившись спиной к караульному «грибку». Растолкать его стоило огромных трудов…
То, что не вышло один раз, получилось в другой, причём абсолютно случайно. Балу принёс из дома блинчики с повидлом, и наш начкар, вредный старший лейтенант Подсосин, взалкав, употребил их в неограниченном количестве. Вследствие этого у начальника караула случился острый приступ диареи, и весь караул он провёл в тесном взаимодействии с «очком». Так что один раз мы таки вывели начкара из строя и получили возможность подремать, сидя за столом.
Отдельной темой была сдача караула. Обычно она никогда не была лёгкой, в том плане, что принимающая сторона всегда шла на принцип, вспоминала какие-то старые обиды и начинала придираться: здесь грязно, тулуп порван, а здесь вообще пуговицы не хватает… Но когда заступали «духи», их старались облапошить, как только можно. Однажды выводной некачественно принял бронежилеты, и перед сдачей оказалось, что половина титановых бронепластин в них отсутствует. Кто на подковы растащил, кто просто – на память. Гриша не растерялся и сбегал на гауптвахту. Там был ремонт, и он набрав кафеля, рассовал его в карманы «броников». Сдача прошла «на ура»: наивные первокурсники щупали карманы, не открывая их, и считали «пластины». Мы потом давились от смеха, представляя, как они несут службу, увешанные кафелем.
Кстати, это был один из наших последних караулов в училище. Хотя нет, правильней сказать «крайний караул», ибо военное суеверие гласит: «в авиации нет ничего последнего».
Так вот, негласные традиции требовали, чтобы мы, в крайний раз покидая караулку, проделали вот что: один должен был крикнуть: «крайнему караулу…», и все хором должны были подхватить: «ПИ**ЕЦ!!!» Нельзя сказать, что Шайба был не в курсе этой традиции, так как сам окончил наше училище всего лишь пару лет назад. Видимо, просто подзабыл, так как при общем громогласном «ПИ**ЕЦ!!!» он от неожиданности подпрыгнул на полметра. И всю дорогу до роты он грязно ругался и обещал нам устроить именно то, о чём мы прокричали. Но так и не устроил. Оно и неудивительно – без пяти минут лейтенантам уже любой пи**ец нипочём!
